- Я знаю его, Доктор. Я знаю Мастера.
Он резко останавливается, боясь повернуться. Голос Ривер слишком серьезный, чтобы это оказалось шуткой.
- Что? - единственное, что он может произнести, все еще стоя к ней спиной. Нет, он не надеется, что это всего лишь уловка, чтобы удержать его еще на несколько минут.
- Я видела его. Когда я была маленькой девочкой и искала родителей. Когда ты не мог меня найти... Он никогда не представлялся сам, но с ним была женщина, красивая женщина. Она рассказала мне, кто он.
Она держится рукой за прутья решетки и знает, что сейчас произойдет. О, она достаточно изучала его, чтобы точно предполагать, какая будет реакция Доктора на те или иные слова. Она сначала видит это у себя в голове, а потом - как повторение - в реальности. Он резко разворачивается. Он пытается сыграть, что он зол, как будто принял это за шутку. Но она не улыбается.
- Ривер, ты понимаешь, что шутить так слишком опасно? Ты не знаешь, о чем ты говоришь!
Она медленно качает головой, от чего локоны приходят в движение. Она совершенно спокойна.
- Я знаю его. А ты его узнать не сможешь. Не теперь.
Доктор молчит, смотрит на нее, а в глазах непонятная даже ему злость. Нет, не сильная, не черная злость, его злость всегда светлая. Но ему нужно какое-то время, чтобы все осознать. Чтобы начать задавать правильные вопросы. Ведь он должен, должен спросить. Должен узнать, что она знает, что она может ему рассказать. Теперь он уверен, что Ривер известно достаточно.
Он медленно наклоняет голову и скрещивает на груди руки. Поднимает на нее уже спокойный взгляд, но избегает смотреть в глаза.
- Он знал, кто ты? Что он сделал?
Ей нравится, что теперь он действительно заинтересован. Она даже улыбается, прежде чем ответить.
- Конечно, он знал, кто я. Он пытался меня забрать. Не хотел, чтобы я снова попала в руки мадам Ковариан. Он пытался предотвратить твою смерть, любовь моя.
Какое-то время оба молчат. Ривер не собирается больше ничего рассказывать. Ей важно, чтобы он сам спросил. А ему нужно время, чтобы понять, как действовать дальше. Где-то там, на задворках сознания, его часть даже проклинает ее за то, что она сейчас решила обо всем рассказать. Потому что это все осложняло.
Доктор молча развернулся и двинулся к Тардис. Ему было пора уходить. Если бы он мог, если бы он только мог вырезать эти несколько минут, забыть о них... Но нет. Он мог переписать время для других, но только не для себя. И он уже знал, куда двинется на этот раз. Все, что оставалось - узнать точные координаты.
Когда Доктор уже открыл дверь будки, он обернулся.
- Где?
Ривер несколько секунд молчала, прежде чем ответить. Как будто перебирала в памяти все то, что там хранилось, в поиске нужного воспоминания.
- Британия. Лондон. Ты можешь опробовать Бэйкер Стрит 221В, но я не думаю, что все будет так просто.
- Спасибо, Ривер.
Он кивнул, скрывшись в Тардис. Через несколько секунд скрылась и она. Ривер вздохнула, медленно проходя вдоль входа в камеру и закрывая решетчатую дверь. Только сейчас она задумалась о том, насколько опасной могла оказаться эта информация. Впрочем...

Если бы он выжил, его тело не нашли бы на крыше. Но оно было там, еще когда она прибежала, чтобы забрать телефон. Бледное лицо, лужа бурой крови, широко распахнутые глаза. Все казалось слишком неестественным. Но ей пришлось оставить его там, чтобы успеть спуститься вниз до прихода полиции.
Через несколько часов он лежал на одном из ее металлических столов. Она долгое время не решалась подойти поближе, и вот, наконец, присела рядом, глядя на мертвенно-бледное лицо.
- Помнишь... мы шутили. Ты шутил. Что когда-нибудь окажешься на одном из этих столов. Я сказала: не дури. Сказала, чтобы ты выкинул из головы эти мысли. А потом вечером, когда мы сидели у меня и смотрели Glee, я шепотом призналась, что очень не хотела бы, чтобы однажды ты оказался в морге. Чтобы я видела, как ты окажешься в морге. Наверное, ты не слышал... Я думаю, ты не слышал, ты тогда почти спал. Думал, я не замечу. Но я потом поверила, что тебе понравилось, - она замолкает, судорожно выдыхая. Осматривает его голову, боясь прикоснуться, думает, как лучше все поправить. Его будут хоронить в открытом гробу, значит, он должен выглядеть хорошо.
Молли встает, обходя вокруг, тащит за собой стул на колесиках и садится с другой стороны. Осторожно касается темных волос и чувствует, что они еще липкие от крови.
- Это нужно будет смыть, - говорит она самой себе, вытирая руки полотенцем. Вспоминает - запоздало, правда? - что должна была надеть перчатки. Но ей не хочется, чтобы что-то было преградой. Поэтому она делает вид перед самой собой, что ничего не вспоминала.
- Ты не знаешь, но один раз я мечтала, чтобы ты оказался на моем столе. Хотела... ох, - Молли снова судорожно вдыхает, чувствуя, что сейчас начнет плакать. Она дает себе волю, потому что думает, что в ином случае будет только хуже. Слезы медленно текут по ее щекам, очень медленно. Это не истерические рыдания девушек из кино, когда те буквально заливают все вокруг соленой жидкостью. Это самые настоящие, самые вдохновенные слезы горечи скромного патологоанатома. Она никогда не плакала над трупами, воспринимая их всегда как нечто само собой разумеющееся. Но это был не просто труп.
Она осторожно касается его холодной руки и, не чувствуя отдачи, сжимает ее.
- Прости меня, пожалуйста. Я не хотела, правда не хотела... - Молли нервно вдыхает несколько раз, - не хотела толкать тебя с лестницы. Я потом испугалась... Знаешь как? Я видела, что бывает с теми, кого толкают с лестницы. Потом видела женщину с шеей... - она делает паузу, отворачиваясь и выпуская его руку. - Это было ужасно, - она бормочет, стараясь не смотреть на него. - Я испугалась... но ты же был в порядке, правда? Может, ты даже это заслужил...
Молли молчит несколько минут, рукой вытирая слезы. Она начинает думать, что это все - какая-то извращенная реальность, частью которой она не являлась. Или что это все ей снится, потому что недавно она видела его столько раз в газетах. Она пугается, что это ее подсознание хочет его смерти. Думает, что это все надо исправить. Что лицо трупа перед ней - не его лицо. Что это кто-то другой. Но сложно отрицать очевидное, когда его лицо практически в порядке. Здесь не может быть ошибки опознания.
Молли отворачивается, вставая, смотрит в полутемный коридор, ведущий к моргу, через небольшое окно в стене. Понимает, что зря вытирала слезы, потому что все равно продолжает плакать. В голове вдруг звучит до боли - у нее и правда начинает болеть что-то в груди - знакомый голос. "Молли, дорогая, не стоит так сильно цепляться за жизнь. В этом весь смысл жизни, понимаешь?" Она отворачивается от окна и снова смотрит на труп.
- Видишь, куда это тебя привело? Почему ты не цеплялся? Зачем ты это сделал?
Но она никогда не сможет понять, что на самом деле творится в голове гения. Что творилось.
Молли снова садится рядом и борется с физическим отвращением, чтобы наклониться и коснуться теплыми губами его холодной щеки. Она чувствует солоноватый привкус и не может понять, что это: ее слезы или остатки его крови. Зато точно знает, что ее слезы теперь останутся на его лице. Если ей повезет, они впитаются в его кожу, доберутся до него, расскажут гению, что все-таки зря он не цеплялся за жизнь. Что весь смысл на самом деле не в этом. И что многое можно было бы исправить. "Но только не это", - настойчиво звучит в голове его голос, а Молли вдруг улыбается, нарушая тишину в холодном помещении.
- Ты не прав, ты так не прав... Дорогой Джим, пожалуйста, ты исправишь это, для меня?..