It was a chilly, summer night. Снаружи у фонаря собралось множество светлячков. Ей не хотелось спать. Всю ночь девочка ворочалась во сне. Короткие, мимолетные картины приходили и уходили, и на утро она не смогла вспомнить не одной. Однако ощущение от них осталось плохое. В середине ночи Алиса не выдержала и слегка привстав позвала своего отца. Он пришел быстро и увидев свою дочь в бессонном положении присел на кровать. Она ему рассказала о плохом самочувствие, он молча слушал, почти без эмоций. Потом коротко кивнув погладил по волосам и уложил обратно в кровать. Попросив ее подождать секунду он вышел из комнаты, а когда вернулся в руках у него была легкая, шелковая простыня, которой он прикрыл дочь. Осторожно присев на корточки он наблюдал за тем как дочь пытается заснуть. Алиса закрыла свои глаза. Она дышала медленно и ровно. Брюнетка почувствовала руки отца на своих волосах, медленные, аккуратные движения - он заплетает косу. У других девочек такими делами занимались мамы, но у этой девочки не было матери. Она ушла. Других подробностей Марк, отец девочки, не сообщал. Он часто хмурился когда речь шла о матери. Сейчас же его лицо было спокойным, почти не выражало эмоций. Наверное ночная прохлада и заслуженный отдых действовали как бальзам на душу, как чай с мятой по утрам. Он улыбнулся. Сложно сказать была эта улыбка фальшивой или настоящей. Он уже давно разучился отличать реальность от иллюзии. На его лице появилась морщинка. Когда он привстал и бросил последний взгляд на свою темноволосую дочь на его лице появились нотки беспокойства и словно по мановению волшебной палочки вместе с тем и складки на лбу. Его дочь уже спокойно спала. Его Алиса.
Марк вышел из комнаты, оставив дочь одну. Короткими, почти плавными шагами, босиком, он шел по паркету. Мысли его были одновременно пусты и запутаны. Нонсенс, парадокс. Ноги привели Марка на кухню. Дрожащими руками он вытащил пачку сигарет и зажигалку из кармана своего халата. За столько лет жизни он до сих пор чувствовал отсутствие чего-то. Может быть спокойствия в душе. Может быть ее. Этот мужчина лишь чувствовал наготу, незащищенность, уязвимость своего существования и тяжелое бремя ответственности. Отчего? Он слишком стар чтобы задавать себе этот вопрос. Едкий дым окутал его горло и легкое, прожигая всю его сущность, сея нелепое, фальшивое спокойствие в его душе. Марк выдохнул табачный дым. А затем вновь затянулся и подошел к окну. Наверное было около трех часов утра. Ему так хорошо: стоять у окна, смотреть вдаль, выкуривая сигарету за сигаретой, убивая в себе всю тяжесть. Безболезненное равнодушие. Его серо-голубые глаза начали терять былой блеск. Тускнеют как у других отцов. Волосы уже давно пробила седина. Ему так хорошо. Долгое созерцание озера вызвало у него старые воспоминания. Ему почудился, что он услышал чей-то слабый, но резкий вскрик. Тело Марка сразу же среагировало и взгляд сфокусировался на озере. Но тут же его тело вновь успокоилось. Тихий всплеск воды, а затем более громкий крик. Изображение становилось все четче, приобретало краски, запах, звуки. Алиса стоит в белом, атласном платьице, прямо у кромки воды. Марк наблюдает за ней с балкона. Всего один взгляд в сторону, и он слышит ее голос. Она оказалось в воде когда он резко повернулся к озеру лицом. Он несколько раз моргнул, пытаясь понять что произошло. Спокойная, ровная гладь озера теперь представляла собой нечто вроде бушующего моря. Его собственная дочь нелепо старалась выбраться наружу, но будто что-то тянуло ее в низ. Все что видел Марк это было белое платье, будто распластавшееся в воде и длинные волосы Алисы. Наконец-то он шевельнулся. Мышца на его лице дрогнула. Он сорвался с места. С его уст сорвалось лишь ее имя, громко, коротко и лаконично. Сейчас стоя у окна, прямо перед этим озером он будто слышал свой собственной голос со стороны. Оказаться зрителем собственной трагедии. Не больно ли оно? Его лицо не выражало никаких эмоций. Он вспоминал. Алиса, как лебедь, плавно, грациозно опускается вниз, прямо как перышко, с таким незначительным сопротивлением. Он нырнул в воду. До сих пор помнит тяжесть собственного тела, словно метал он спускался в глубины озера следом за своим сокровищем. До сих пор помнит свои черные ботинки, тянущие его вниз, галстук буквально душащий его, поблескивающие в воде запонки. Почему она больше не пытается выбраться наружу? На ее лице была невесомая улыбка. Марк схватил темноволосую девочку за талию и потянул вверх. На поверхность. На свет. Предстоит ли этому человеку проделать тот же самый путь? Он моргнул. Картина тотчас же исчезла, а вместо этого перед ним образовались смутные очертания озера. В нескольких километрах возвышались холмы, покрытые изумрудными елями, яркость которых скрадывала тихая, летняя ночь. Возможно последняя ночь в чьей-то жизни.

Она зарождается где-то глубоко внутри, едва колышется, как разгорающееся пламя, греет плоть, стараясь подобраться к ничего не подозревающей голове. Ее не ждут, но она и не требует приглашения, действует согласно своим законам и правилам, не интересуется посторонними аспектами. В ней вполне логично смешиваются необходимость с излишеством, инстинктивность с полоумством. Но самое страшное заключается в том, что ее нельзя предупредить или исключить вовсе, она есть потребность, жажда организма выплеснуть накопившийся поток злословия, негодования, превысившего допустимый уровень. Мысли начинают путаться и сбиваться в неопределенных размеров ком, стоит только ей перейти границы разумного. И когда она достигает пункта назначения, можно с уверенностью говорить о неизбежности взрыва, внутреннего пика и наружного словоизвержения. Ярость не щадит никого. Вулкан Катрин был готов вскипеть в любую секунду. Территория в радиусе ста километров считалась потенциально опасной. Денали пребывали в крайней напряженности, и кто-то должен был взорваться. Удивляться не пришлось.
- Хватит.
Кейт сжала ладони в кулаки с такой силой, что и без того бледная кожа на костяшках побелела до мертво-мраморного оттенка. Скулы заходили в нервном непонимании, язык зачесался в ожидании подходящего момента для любимого сквернословия. Девушка напоминала кошку, вставшую на дыбы с той только разницей, что грациозное животное «механически» показывало страх, а грациозная Кейт имела целью выказать характер.
- Ты допустишь, чтобы Деналийцев считали подлыми крысами?!  Таня, мы предадим их раз, но жизнь вечна, и этот позор не сотрется с наших имен. Я не желаю изменять своим друзьям из-за прихотей глупой девчонки!
Из верхней комнаты послышалось глухое рычание. Ирина, казалось, смирилась с поведением Кейт и уже который день практически не реагировала на ее выпады. Вступать в полемику одной из них было тяжело, другой – противно.
- Тебе не кажется, что наша дорогая сестрица слишком заигралась в любовь?! Она не ведает, что творит, а ты потакаешь ее бессмысленным низким поступкам.  Каллены не виноваты в смерти злосчастного вампира, и как бы он не был дорог Ирине, она должна оставить лишь память, добрую память о нем. Все в прошлом, хватит детского сада.
- Кейт, мы все решили. Мы..
- Я. Так. Не. Думаю. Какого черта?! – голос подвел, выдавая вместо сдержанного вопроса рык и нечто похожее на ругательство. – Если для Вас неверное решение ради успокоения чувств Ирины дороже помощи Им, не считаю нужным оставаться в этом доме. Мое присутствие здесь никому не принесет пользы.

Неисправима. Ну что тут сделаешь? Говори, кричи, размахивай руками - толку не прибавится. Такая, какой создали. Ребенок. Кого же она мне напоминает? Ну, да, меня, наверное..
Второй день сестры, будто сговорившись, в один голос твердили Ирине: ехать с Лораном абсурдно. Глупо, немыслимо, что эта идея лишена всякого здравого смысла. Нельзя бросать создаваемое столетиями, тех, кто окружал тебя, любил и не мыслит существование порознь. Ломать узы, по истине священные семейные узы, стоящие в тысячи и тысячи раз дороже блудного кочевника. Да что там, бесценные вовсе.
- Подумай, милая, ты разве что-нибудь приобретаешь, поступая так? Любовь, любовь.. Одна отговорка. Ведь это все прозрачно, призрачно. Живите здесь, недалеко. Проверьте чувства. А мы будем рядом, всегда необходимые и подходящие, м? - Таня с надеждой заглянула в растерянные глаза сестры, и, видимо, не найдя там заветной искорки и желания остаться, слабо отпрянула назад. Ей не легко было говорить о подобных вещах. Таня сама оторвала себя от желаний и манящих фантазий. Теперь оставалось смириться и перетянуть сестру на "трезвую" сторону. Помочь и/или заставить сделать правильный выбор.
В ответ лишь робкий отрицательный кивок головой и безмолвная боль на лице. Еще бы. Покидать семью всегда трудно. Особенно когда та не мыслит себя без какого-то крошечного, но жутко значимого атома, ее составляющего. Ирина.. Зачем судьба так поступает с людьми, заслуживающими хотя бы не счастья, но мирного неба над головой? Почему подкидывает все новые и новые неизвестные Денали масти в этой жестокой карточной игре – их жизни? Откуда рок, преследующий клан многие годы? Быть может, забрав Ирину, судьба прервет череду угроз и преткновений? Но чтобы проверить, нужно понести слишком большую жертву. Сестры, несомненно, сильны. Они даже сами не знают всей мощи своих отношений. Но перед этим бессильны. Все вместе, могучие и беспомощные. Смешно, право.   
- Уже не до смеха, сестренка. Ты сама то веришь в то, что вынесешь эту разлуку? Ах, да, у тебя Лоран. Твой преданный утешитель. Пф.. А здесь как быть? Со мной Елеазар, он поддержит, но утрату не восполнит, точно. Что насчет Тани и Кейт? Они одиноки. Они, боюсь, не перенесут твоей выходки. – И не смотря на то, что последнее слово прозвучало слишком грубо, даже презрительно, Кармен ласково посмотрела на Ирину.
- Я все решила. Я решила. Да нет же, мы. Уедем. Простите, девочки, - голос девушки ломался, не переставая, однако, звенеть колокольчиками. Она обхватила себя руками и качалась, словно маятник, не в силах больше говорить. Было ясно, как день, Ирина сокрушалась. Изнутри. Горела, рвалась на части, рыдала. Где-то глубоко в душе, показывая семье лишь бледное, измученное от размышлений и страданий лицо. Кейт не выдержала, рванула первой.
- Да что ты, в самом деле? Очнись, дуреха! Это мы, мы! Твои сестры. Вечные спутники. А он, он.. так. На горизонте, мелькнул. Разве не было у тебя раньше увлечений? И как они быстро проходили, помнишь? – Катрин медленно приблизилась вплотную к сестре и положила той руки на плечи. – Здесь не то надо, девочки, не так.. – Кейт перешла на шепот, а в какой-то момент, вдруг резко закричала, взвинчивая пыль в воздухе и с силой встряхивая обмякшую в ее двух цепких Ирину. – Разве ты не теряла? Не билась в истерике, когда Они убили нашу мать? Что, что ты тогда говорила? Едины, навечно, чтобы не случилось. А Саша, Саша прошептала нам «будьте вместе, я вас прошу». Последними словами, последним взглядом, прощальным, если хочешь. Тебе кажется, такой видела она нашу дальнейшую судьбу?! Кто ты будешь, если уедешь от нас, Ирина Денали? Разрушишь все и обречешь себя на неизвестность?!
Ирина всхлипнула. Кейт вышла вон. Это был весомый довод. Неизвестно, действенный ли, но явно необходимый в эти минуты.