«Сцена выше, чем мне всегда казалось со стороны. Доски чуть мягковатые, скрипят, когда я отрываю ногу от последней, верхней ступеньки. Коленки трясутся, и меня не покидает ощущение, что я сейчас упаду. В обморок, со сцены, под ноги Марлен - капитолийке, которую «приставили» к моему Дистрикту. Она лучезарно улыбается, подтягивая меня за локоть ближе к себе. Потом, кажется, идет ко второму стеклянному шару, точно сказать не могу, потому что все как в тумане. Легкое дуновение ветерка немного приводит в чувство, и в фокусе оказывается флаг с гербом Капитолия. Вот на что мне точно не хочется смотреть. Ищу в толпе отца и Джима. Они стоят почти на краю площади, и оба неотрывно смотрят на меня. Такое ощущение, что я все еще чувствую руку Джима на своем плече, в которое он вцепился, когда я сделала шаг к сцене, когда Марлен звонким голосом произнесла «Феникс Эванс!». Братик, милый мой Джим. Ему уже тринадцать, но он - как малыш. Непослушный, упрямый, импульсивный. Я, наверное, тоже такая. Это семейное.  С трудом отрываю взгляд от испуганного лица брата, и ловлю взгляд папы. Он всегда мог заменить собой и маму. Я, пожалуй, не знаю больше ни одного настолько любящего отца. Конечно, так говорят все дети о своих отцах, но это так. Он - самый добрый и понимающий. Всегда меня поддерживал, всегда знал, что сказать. Мама умерла, когда рожала Джима. Мне было тогда пять лет, и я даже плохо это помню. Знаю только, что билась в истерике. Но пришел папа - и все ушло. Он говорил со мной, долго. Пускай я была маленькая, он разговаривал со мной как со взрослым человеком, на равных. Да, он всегда знал, что сказать. Но сейчас, я уверенна, я это вижу, если бы я была рядом с ним - он бы не нашел слов. Никто бы не нашел. Даже банальное "удачи" звучало бы слишком жалко, что бы язык повернулся сказать это. Хотя желающих, наверное, нашлось бы прилично, если бы это могло помочь. На самом деле, не смотря на масштабы нашего Дистрикта, у нас почти все всех знают. И меня знают с детства. Для большинства людей "старшего поколения", я как еще один ребенок. Только я и не знаю, за что они меня любят. Не за что меня любить. Не надо меня любить. Я ведь могу не вернуться, вы это знаете? Я и так не знаю, что будет с папой и Джимом, не надо еще и вам мучится.
В моей памяти, как кадры из семейного фотоальбома, всплывают отдельные моменты моей жизни. Жизни, с которой я могу скоро попрощаться. Дни, когда я всецело занималась Джимом: учила его ходить, играла с ним, как впервые мы вошли в клетку с птицами отца. Как он первый раз назвал меня «Фени». Он меня так по сей день называет. Никто кроме него, он один. Дальше - папа. Как он рассказывал мне о птицах, учил с ними обращаться. Я ведь теперь думаю, что существ прекраснее нет, птицы - предел идеальности. Он даже учил меня с ними «разговаривать» - пересвистываться и подражать их голосам. После этого пошли мелкие отрывки воспоминаний, связанных с другими жителями - как на празднике цветов, заплетя в волосы ленточки, я кружилась с соседскими девочками в танце. Это было так для меня не типично, но так весело. Все это как бы пролетало перед моими глазами. Я теперь знаю, что значит «вся жизнь перед глазами». Значит ли это, что я точно умру? Об этом думать не хотелось. Все-таки я не безнадежна: я отлично лажу по деревьям, развожу огонь, управляюсь с ножами. Может, у меня есть шанс?... Ведь я не первая из нашего Дистрикта, кто победил. И тут совесть кольнула. Как я могла о нем не вспомнить? Сейчас, когда я стою так же, как он стоял пять лет назад? Но я не чувствую его взгляда. Чуть повернув голову, вижу, как он стоит за моей спиной, но смотрит он не на меня, и даже не на людей - просто прямо, бездумно. Тристан, дорогой мой друг. Ты чувствовал то же, что чувствую я? Внутри у меня бурлят эмоции. Я вообще слишком часто поддаюсь им. Я помню, как ты меня однажды описал:
«Твое имя тебе соответствует, Феникс. Ты непредсказуемая, как огонек, который может загораться в неожиданных местах. Твое поведение в той или иной ситуации зачастую зависит скорее не от ситуации в целом, а от её составляющих, от мелочей, которые могут повлиять на твое решения и действия. Это так здорово.
Эмоциональная и вспыльчивая - честно, как пожар в лесу, и успокоить тебя довольно трудно. Мне иногда кажется, что это может сделать только человек очень уверенный в своих словах, что бы сказал - как отрезал.
Вполне можешь бросить дело на полпути, если тебе кажется, что оно не имеет смысла, но вместе с тем очень ответственна, чему поспособствовало наличие младшего брата и отсутствие матери. Я, пожалуй, не могу понять тебя до конца, но вот этот факт - несомненный».
Я - огонь. Я - лавина эмоций. Но сейчас я снаружи, как камень. Сама не понимаю, как мне это удается, но все же... Я не кричу, не мечусь в панике, даже не плачу. Глаза абсолютно сухие. А внутри - буря. Как ты, Тристан?  Чувствовал то же, что чувствую я?»

Adele - Lovesong