– Истории, записанные со слов верного железного коня Эммы Свон, Жука:
(неструктурированные да обрывающиеся на полуслове, эмоциональные, ностальгические, полные искренней любви)

«...Восхитительная вандалистка! Дверьми да крышками бардачка, капота и грузового отделения хлопает, в педаль тормоза как вдавит, сил моих нет! Все царапины бережет, помятый кузов так и вовсе не одному мастеру не отдает выправлять. Говорит, мол, история. Говорит, что я – олицетворение ее души, такой же помятой и видавшей лучшие деньки, но все же бодрой да неисчерпаемой на силы да на новые испытания. Так и сказала, спрашиваете? Тфу ты! Все вы, костяные мешки, норовите за буквальность принять. Ничего она не говорит. Не из болтливых моя хозяйка и вам того желаю. Но она так думает, точно знаю. И поэтому я не в силах сердиться на нее дольше того, как стихнет звон дверных стекол да уляжется пыль после очередного безобразного мною пользования».

«...Она знает толк в людях, помяните мое слово! Всякую ложь да притворство за милю чует. Если плут какой в ответах на ее конкретные, как она сама, вопросы силится скрыть что-то или заранее искажает слова, тут же раскрывает обман. Не раз мы сбегали благодаря ее навыкам от плохого обслуживания. Некоторые мастера ведь так и норовят не только не исправить поломку, да еще и верха добавить, паразиты проклятые!»

«...Помнится, любила она когда-то. Теперь вот продукт ее любви беспокойно, в стать нетерпеливой натуре матери да того оборванца, отца его, елозит по моим обивкам, быстро и не в такт качает ногами да книгой какой-то сотрясает сказочной. Не видал детей на своем веку, но уже подозреваю, что не в моем они вкусе. Глаз да глаз за ним нужен, вдруг не пристегнулся?»

«...Одинокая она. Скрытная. Не подпускает никого близко, боится, защищается. Целая стена ее укрывает, в этой стене камень за камнем ее страхи возведены да слеплены воедино. Не докричишься, не дозовешься ее, да и мало кто, говорю как на духу, то пробовал. А она, может, стена окаянная эта, и не такая прочная, как кажется на первый взгляд».

«...Ругается на радио и на зазевавшихся посреди дороги пешеходов, сучит ногами в танце, если повезет поймать близкую настроению песню, поет кошмарно. Вещей с собой всегда мало возит, ест всякую дрянь и водится с картами. У меня весь рот ими полон, порой аж плююсь топографическими знаками. Зато повидал много, пусть и не скажу, что дивно оно разнообразное, много это. Америка всеми штатами на себя саму похожа-перепохожа. И только местные ржавые корыта не дают заблудиться да принять очередной город за старый, где мы уже бывали».

«…Она здесь порядок несет, здорово это. И выходит у нее сие дело на редкость хорошо, словно была создана для этой работы, а никак не для бессчетных поисков дурно пахнущих денежных голов. Радует меня и то, что завидев нас, почтительно расступаются, кивают да здороваются жители Сторибрука. Нравятся мне и местные мастерские. И пусть сырой воздух мелкого рыбацкого городка порой прошибает мой мотор кашлем, замечаю помаленьку, как расправляются плечи у моей светловолосой да зеленоглазой компаньонки. Или все дело в мальчонке том. Мне ли о людях судить».