я люблю тебя дьявол-пламя-
голубыеглаза. все равно [c] цвета янтаря.
Иногда страх проходит. Иногда – уходит на второй план, затихает, смолкает, удаляется в дальний уголок, будто нашкодивший зверёк, в ожидании того светлого часа, когда негодование хозяина смолкнет, и можно будет снова высунуть свой острый носик. Как бы там не было – так или иначе, нередко мы, пусть и на краткий срок, но ощущаем полное отсутствие пресловутого страха, если до сего момента его присутствие не давало нам покоя. В такие минуты мы познаём самое чистое и кристальное блаженство из возможных.
Почти такое же блаженство переживала и миссис Уилкс, охваченная свящённым трепетом, поселяющимся под сердцем тех женщин, что зачли и с нетерпением ждут рождения ребёнка.
Сейчас она забыла обо всём. Даже недавняя стычка с Мелифаро, виделась ей далёким, полуистлевшим на перинах уходящей ночи, сном.
Тысяча мелочей окружала её. Тысяча и одна маленькая радость. Охваченная подобным оживлением, Замира даже не так, как прежде, обращала внимание на привычную тошноту и слабость. Наступала пора удивительного умиротворения, кое, когда-то, уже захватывало её естество, в пору, когда под сердцем дремали рыжеволосые близнецы.
Утро августовского дня, миссис Уилкс проводила в гостиной. С увлечением взирая на картинки в каталоге, она, при помощи дочери, выбирала новые туалеты, кои могли ей в скорости понадобиться, так как новая жизнь в ней росла и крепла. Желая выглядеть как можно более привлекательно, Замира перебирала дюжины мелочей, словно мозаику составляя свой новый облик. Чуть более яркие тона. Чуть более смелые фасоны. В этот раз не обошлось без вливания в моду волшебную маггловской, ибо время диктовало свои правила. Уигберту наверняка не понравится [сколько шуму было когда-то по поводу маггловского дамского белья – изящного произведения искусства из кружев и кусочков шёлка], однако, впервые за долгие годы, Мира, отчего-то, совершенно не волновалась на сей счёт. Расшитые драконами китайские пижамы, воздушные шифоновые блузки, укороченные узкие брючки из бархатистой, велюровой ткани, купальные костюмы с очаровательными шортиками в морском духе, сшитые специально для тех женщины, что, даже вынашивая дитя, хотят выглядеть стильно и красиво, она покупает для себя, а не для мистера Уилкса.
Сидя на диванчике в гостиной, окружённая мягкими подушками, листками бумаги, журналами с глянцевитыми страницами, письмами в разорванных конвертах, раскрытыми коробками с каким-то невнятным, но, вероятно, дорогим и приятным глазу содержимым, Замира чувствовала себя столь довольной и счастливой, что можно было подумать, будто она вернулась в прошлое. В те дни, когда все её печали ограничивались тем, что муж не так долго задерживал на её губах свои губы, как того хотелось бы, и пирожок в духовке подрумянился чуть больше предписываемого рецептом.
Беспечное создание. Всем довольное легкомыслие.
Сегодня всё было иначе. Гардения виделась не дочерью, а доброй подругой, пришедшей навестить будущую мать с должным набором поздравлений. Ведуньи, прогуливающиеся по страницам каталогов с видом торжественным и важным, чудились проводницами в некий полузабытый, но пленительный мир красоты и гармонии. Что же до крохотных детских вещичек, присланных миссис Уилкс в качестве образца, то ничего кроме умиления эти носочки, чепчики и рубашечки не вызывали. Их хотелось съесть от восхищения. Точно так же, как и будущего ребёнка. Она ещё не знала – кем он будет. Мальчик, девочка, рыжий или, наоборот, брюнет. Она его просто любила. Заранее. Просто потому, что он – есть.
На этот раз всё будет по-другому. На этот раз она точно не упустит своего шанса. Не отдаст собственного ребёнка тем, кто может причинить ему зло. Опыт прошлого оказался слишком тяжким для того, чтобы бездумно закрывать глаза, доверяя жизнь ещё не родившегося человека потоку неизвестности. На этот раз её рука будет сжимать маленькую ручонку того или той, кто своим появлением на свет поможет избавиться ей от чувства собственной никчёмности. Эгоистично, возможно. Но, то был типично материнский эгоизм, желавший узреть собственное «я», в чертах рождённого дитя.
Конечно же, она была наивна. Конечно же, не до конца сознавала [обманывая себя елико возможно], что её влияние в доме ограничивается лишь внешней его стороной. В глубине души – знала, но сама себе лгала в этот августовский зарождающейся денёк.
Легкокрылая, яблочно-весенняя обманщица.
Она не ведала о существовании электрического тока, однако, наверно, сравнила бы с ним тот резкий внутренний толчок заставившей её вздрогнуть в ту минуту, когда на пороге появился Мелифаро. Руки сами собой опустились на колени, в глазах появилась тревога, смешанная, привычно, с беспокойством – что случилось с ним, что произошло, раз он подошёл к ней.
Вдруг ему – больно. Вдруг ему – страшно. Вдруг он чувствует, что нуждается в том, чтобы она успокоила его.
Забота матери никогда не покидала сердце Замиры. Это чувствовалось во всём, даже в невольном, неконтролируемом желании погладить сына по волосам. Даже в улыбке, появившейся на её губах, когда он подошёл ближе. Улыбке робкой, испуганной, но … какой? Радостной? Робкой? Заботливой? С большой долей вероятности можно было бы выбрать любое из озвученных слов. Она оставалась его матерью, невзирая на то, что несколькими днями ранее он чуть было, не убил её. В сущности, она осталась бы ею и в том случае, если бы Уилкс-младший завершил кровавое действо. Поставил бы финальную точку одним движением волшебной палочки. Любовь её сердца всё принимала и всё прощала, с поразительной слепотой не замечая очевидного.
Леди Уилкс отложила в сторону носочки, разгладила юбку на коленях, как делала это когда-то давно, будучи примерной ученицей и легко кивнула, всем своим видом демонстрируя радость. Радость того рода, что принято являть в кругу светских подруг. «Гостиную радость», под которой обычно скрывают усталость, скуку, нежелание принимать участие в банальной беседе, реже – презрение, но никогда не истинную приязнь к собравшемуся кружку. Сейчас радость скрывала за собой страх.
- Нет, отчего же. … Твой отец всегда знает о таком. Ты, я полагаю, унаследовал от него сей талант, - Замира легко пожала плечами, вздохнула и продолжила, мягко касаясь кончиками пальцев обручального кольца. Нервничала: - Рад ли мой сын грядущему?
И, быть может, он сделает такой подарок собственной матери, беря в пример отца, хотя бы на семь месяцев забудет о том, что мать в доме всего лишь комнатная собачка?
